— Да, соцсетями пользуемся каждый день, просматриваем. Иногда мне скидывают какие-то критические моменты. Конечно, мы реагируем и смотрим. 

 

 

— Конечно. Читаем, анализируем, подсказывают. И Telegram-каналы, и Facebook, и Instagram — мы везде. И наши службы, и лично я там есть. 

 

 

— Система запуска отопления — это не одномоментный процесс. Только в Караганде протяжённость тепловых сетей — порядка тысячи километров. Представьте себе, это всё надо заполнить. В первую очередь мы запускаем социальные объекты: школы, больницы, детские сады. И уже после этого даём отопление в дома.

 

В большинстве случаев во многих домах КСК уже начинают отрабатывать. Здесь зависит от того, кто как быстро работает: кто-то промывает, другие завершают работу с инженерными сетями. Поэтому такого нет, чтобы одномоментно всем в одну секунду поступило тепло.

 

Эта работа идёт, понятно, что кто-то может задавать вопросы. Я так же, как все, получаю тепло. Нет привилегий, что вот я — должностное лицо и я первым должен получить. Невозможно так сделать. Был такой период, да (когда не было отопления — прим. редакции), видимо, какой-то дом был не готов.

 

Но на сегодняшний день все с теплом, никаких проблем нет. Каждый день этот вопрос отслеживаем. Единственное, Приозёрск (город на Балхаше — прим. редакции) ближе к югу, они сейчас начали получать тепло (14 октября — прим. редакции), потому что там температурный режим другой.

 

Остальные практически одномоментно начинают получать — в сентябре. 

 

 

 

 

— Тогда проблема была с центральной котельной в Сарани. Её там никогда не было. Сам город Сарань ещё в советское время отапливался малыми котельными, там их было до 30, по-моему. Чуть ли не на один дом одна котельная или на один социальный объект.

 

Справка: в октябре 2024 года в Сарани произошёл масштабный сбой в работе центрального теплоисточника. Тогда в городе без тепла несколько дней провели жители более 80 домов. Позже всех их подключили к старым, модульным котельным. Из-за массовых жалоб от населения и срыва начала отопительного сезона в регион выезжал министр энергетики Алмасадам Саткалиев.

 

Позже акима Сарани Еркина Баулыкова сняли с должности, а главе области Булекпаеву объявили выговор.

 

— Лет 7-8 назад было принято решение о строительстве новой котельной, что было правильно. В силу разных обстоятельств проект затянулся очень сильно. Но потом мы завершили. И при запуске были определённые недочёты со стороны подрядчиков, в том числе технического надзора — они заменили насосное оборудование не по проекту.

 

Давление не поступало, и жители не могли вовремя получить тепло. Мы оперативно приняли решение — ну, на дней 10 опоздали с запуском этой центральной котельной. Но всё равно запустили и зиму прошли с этой котельной. Не законсервировали — запустили. Рано или поздно мы должны были это сделать.

 

Поэтому мы взяли ответственность на себя и всю зиму мы прошли — порядка 150 домов тогда были подключены к центральному отоплению.

 

В этом году мы ещё раз наладку посмотрели и ещё дополнительно включили дома. Сейчас центральная котельная работает. Остался ещё район РТИ (в Сарани — прим. редакции), там нет центрального отопления, туда мы проектируем. Думаю, если не в следующем году, то в 2027 году мы этот район тоже подключим к центральному отоплению. 

 

 

 

— Полностью решить проблему — конечно, нет. Но во многих сетях мы серьёзно подтянулись. Немаловажную роль здесь сыграла программа «Тариф в обмен на инвестиции».

Да, тарифы растут, мы это понимаем, но без этого никак.

 

Если конкретно говорить по электрическим сетям — очень сильно подтянулись. Они находятся на жёстком контроле не только у нас, но и у всех служб, которые работают.

 

По водопроводным сетям у нас задача стоит — обеспечить население нашей области питьевой водой на 100 процентов. Сельское, городское население. Это задача, которую нам и Президент поставил. Эту задачу мы должны в этом году решить. До конца года завершим проект. 

 

 

— Нет, просто дырявые сети были. Сейчас меняем на пластиковые.

 

 

— Пути решения есть, вопрос в средствах. У нас открытая система, так сложилось. Надо теплообменники ставить, пилотный проект есть — местная компания предложила в новых строящихся домах ставить. Попробуем.

 

Если дальше всё пойдёт, по крайней мере, в новых домах мы уже будем требовать, чтобы теплообменники ставили. Соответственно, горячая вода зимой будет обогреваться от тепла, которое мы подаём, а летом — от электричества. Теплообменники для этого и сделаны.

 

Если это всё пойдёт, то, возможно, мы какую-то программу примем,но это требует огромных средств, чтобы в старых домах так же теплообменниками занимались и устанавливали. 

 

 

— Последний раз считали, ТЭО (технико-экономическое обоснование — прим. редакции) делали лет 15 назад, думали, как это всё сделать — вышло 300 миллионов долларов. Это на те годы. Вот теперь считайте. 

 

 

— Где брать — это... Можно поэтапно идти. Сейчас вот этот механизм попробуем (ставить теплообменники в новом жилье — прим. редакции), если всё пойдёт, то, может быть, по чуть-чуть перейдём (полностью — прим. редакции).

 

Надо ещё понимать, что мы и сети часто ремонтируем. Надо отключать воду и ремонтировать. То есть это будет перманентно происходить. Только в Караганде 980 километров тепловых сетей, а в целом по области почти две тысячи километров. Износ идёт и надо менять, но тогда микрорайон или какой-нибудь дом в любом случае будут без горячей воды. 

 

 

 

— Я считаю, может быть, не проинформировали вовремя. Или люди в силу специфики своей деятельности, может, и не знают. Но часто перекладывать — это что значит?

 

Если это магистральная сеть, условно, там мы прокладывали через весь город, через центр, проект водопровода у нас был — 12 километров через город мы протащили. Как это назвать: часто или не часто?

 

Водопровод 1974 года. Мы его копаем, где-то через ГНБ под землёй пропускаем. 

 

ГНБ — технология горизонтально-направленного бурения, метод бестраншейной прокладки подземных коммуникаций (водопроводов, газопроводов, кабелей и других) без вскрытия грунта.

 

— По теплу то же самое. Например, один участок есть длиной, условно, пять километров. Его за один сезон невозможно сделать. Всё это делится на какие-то этапы. Сначала в одном месте сделали, через сезон — в другом.

 

Кажется, будто часто его меняют, но так не бывает, чтобы одну и ту же трубу меняли. Есть очерёдность для каждого района. Мы стараемся так делать, чтобы, например, сначала сделать водопровод, канализацию провести, а потом уже асфальт. Потом вопросов нет.

 

 

 

— Где? Нет, с этим я не согласен. В других городах (области — прим. редакции), может быть, ещё не дошли по разным причинам — в основном из-за финансирования. Но в Караганде мы очень много дорог сделали.

 

И уже на окраины пошли, на те улицы, где даже в советское время не было асфальта. Я был в Большой Михайловке — мы проезжали частный сектор, смотрели, бабушка вышла и говорит:

«Я здесь 50 лет живу, здесь никогда не было асфальта, а сейчас появился».

 

По качеству дорог — может быть, есть моменты, не отрицаю. Но сейчас все объекты, которые сдают, только через центр стандартизации по автомобильным дорогам, по их заключению. Они проверяют, есть с ними договор. После их заключения мы делаем оплату за выполненные работы.

 

Если есть какие-то замечания, подрядчики меняют полотно, там, где оно не соответствует качеству. Ни один проект по дорогам без заключения центра стандартизации и качества не проходит. 

 

 

— Там нормальное освещение. Мы можем перепроверить. Не может быть, чтобы там с освещением были проблемы. Другой вопрос, что, может быть, на окраине ещё есть проблемы. Это первое.

 

Второе — по Бухар-жырау, если вы заметили, есть у нас воздушные линии. Сейчас мы всё перекладываем под землю. Вполне возможно, что именно по улице Бухар-жырау эта работа идёт, чтобы все кабельные линии, которые поверху идут... Это не только освещение, это линии наружных камер. Мы сейчас каналы строим под землёй.

 

Возможно, что на короткое время будут отключать и в этот канал их устанавливать. А так, чтобы не было освещения по улицам Абдирова (пересечение — прим. редакции) и Бухар-жырау, не может быть такого.

 

 

— Существует нехватка кадров. Только из-за зарплаты. Зарплата формируется за счёт тарифа. Например, с «Теплотранзитом» где-то год назад я разговаривал, у них была 21 бригада, через какое-то время стало 15.

 

Люди ушли, потому что зарплата была низкая. Мы тариф подняли и больше направили на заработную плату, чтобы людей держать. 

 

— А что касается уборки — у нас практически все частники. Объявляется тендер на три года, и с них спрашиваем. Сейчас многие частные компании, которые занимаются уборкой, переходят на механизированную. Сейчас техники много, и они проводят механизированную уборку. Это эффективно, ну и количество людей сокращается. Сейчас таких проблем (с загрязнением — прим. редакции) мы не видим.

 

 

— Почему не контролирует? Всё каждый день контролируется. Частным организациям даются заказы, они выигрывают тендер, работают, а потом сдают акт выполненных работ. Акимат контролирует, как они работают. Это местные акиматы делают.

 

 

 

— Ну, вполне возможно, что есть недоработки. Но то, что было, и то, что сейчас — есть заметные улучшения. В разы было увеличено финансирование и требования к ним. 

 

 

 

— Очень часто, практически каждый день. Я могу иногда из дома до работы пешком прийти, рано утром выйду — это порядка шести километров. 

 

 

— Да, иногда бывает.

 

 

— Да, потом начинаются звонки. 

 

 

Не жалуюсь, требую. Что жаловаться? 

 

 

— Да, эта практика до сих пор продолжается. Это работа такая. Здесь не из-за того, что я такой единственный, все акимы так работают. Потому что эта такая работа — быть 24/7. 

 

 

— Ну, можно сказать, да. 

 

 

— С утра до вечера на работе. Честно говоря, я даже не планирую субботу и воскресенье, потому что часто по работе много выезжаю. 

 

 

— На спорт находим время, а вот чтобы где-то (отдохнуть — прим. редакции) — такого нет. Иногда и на семью не хватает времени. Это так.

 

 

— На это можно смотреть по-разному. Если они уезжают с качественным образованием и поступают в хороший вуз, то почему бы и нет?

 

 

— Это другой вопрос. Если по какой-то целевой программе идут, то обратно должны приехать и отработать. Такого активного оттока мы не видим. У нас очень хорошие вузы — восемь. В них учатся около 42 тысяч студентов. В Караганде, в Темиртау. Это только вузы, а есть ещё 34 колледжа в области. И там очень много приезжих студентов. Здесь остаются.

 

Есть, например, медицинский университет, там много иностранных студентов из Индии и Пакистана. Приезжают и учатся именно в наших вузах. Они достаточно хорошие, компетентные. А то, что уезжают — кто-то ищет себя. Видимо, в этом причина.

 

 

— Да, ведём. У нас падает рождаемость. В этом смысле есть вопросы. Рождаемость почему-то после COVID-19 сильно упала.

 

Миграция существует, где-то отрицательное сальдо есть — в год порядка двух тысяч. Но приток тоже есть, недавно анализировали — из южных регионов к нам на работу приезжает около 300-500 человек. То есть взаимозаменяемость идёт. Это естественный процесс, но вы правильно ставите вопрос о том, что мы должны создавать условия, в том числе и для молодёжи. 

 

 

 

— Надо смотреть статистику, не только социальные сети. Не знаю, кто так говорил, может быть, он по душе не нашёл работу. Но у нас в регионе самая низкая безработица по стране — четыре процента. Мы порядка 330 тысяч рабочих мест создали... Должны создать.

 

У нас людей не хватает, если так говорить. Я вам прямо скажу, что мы, когда открывали шинный завод, мы направляли работников управления соцзащиты в южные регионы для того, чтобы они привлекали молодёжь, чтобы к нам приходили работать. 

 

 

— В основном — на промышленные предприятия. Молодёжь, когда говорит, что уезжает, надо понимать всё-таки специфику нашего региона — это промышленность, нелёгкий вид труда, к этому надо быть готовым.

 

Может быть, какая-то часть молодёжи ищет, не скажу, что лёгкую, но такую работу, чтобы и зарабатывать больше, но при этом и работа чтобы была более лёгкая. 

 

 

— Средняя зарплата по области сейчас около 290 тысяч. Если по отраслям смотреть, то больше получают, конечно, промышленники — от 500 тысяч до миллиона тенге. 

 

 

— Конечно. Например, в Сарани открывается крупный трубный завод, они 400 человек должны набрать. Приглашаем всех, кто готов работать.

 

Тем более, мы сделали так, чтобы тарифы на автобусы между Саранью, Шахтинском, Темиртау были одинаковыми — 100 тенге. Из Сарани можете приехать за 100 тенге в Караганду. Чтобы была возможность ездить и работать. 

 

 

— Да, много, особенно среди журналистов (улыбается).

 

Когда ездишь в Астану, замечаешь, что там много журналистов, которые работали здесь. С юмором можно отнестись к этому.

 

С другой стороны, это говорит про качество образования, качество самого человека, что он готов в Астане работать. Можно сказать, что Карагандинская область — это кузница кадров.

 

Мы это приветствуем. Самое главное, чтобы они не забыли свою малую родину. Они не только в Астане, в Алматы, в других странах работают, и мы гордимся, что они наши земляки. 

 

 

 

 

— Никакой обиды нет. Кто-то уезжает, кто-то потом приезжает. Может, они ищут себя. Наоборот — это говорит о том, что наше образование и качество наших специалистов на хорошем уровне. 

 

— Надо сказать, что многие жители области хвалят регион и город за неспешность, за то, что до всех нужных локаций можно дойти пешком, а если нужно ехать, то такси приезжает быстро. А за что Вы любите свой родной регион? Вы ведь сами здесь родились.

 

В первую очередь, это наши люди: трудолюбивые, надёжные, образованные, требовательные. Просто спуску не дадут, поэтому указывают. И когда такие люди работают, неважно, в какой профессии — врач, учитель, шахтёр, металлург, в сельском хозяйстве, водитель автотранспорта — понимаешь, что за счёт этих людей наша область развивается. И есть уверенность в будущем. 

 

 

— Надо исходить из исторической части. В данном случае район Степной-4 проектировался ещё в советское время, тогда такого количества машин не было. И, соответственно, на той территории не предусмотрены парковки. Может быть, какая-то часть, но на то количество квартир её не хватает.

 

Поэтому есть такой хороший проект — «Бюджет народного участия». Там люди сами вносят корректировки, обсуждают, проводят встречи, утверждают и после этого начинается реализация.

 

Я знаю точно, что там по этому проекту проводят благоустройство территории. Я допускаю, что в какой-то части было несогласие жителей: кто-то хочет парковку, кто-то не хочет. Понятно, что акимат должен дать условия для того, чтобы эти парковки были. 

 

Я думаю, что здесь кто-то из жителей позвонил в полицию, они действовали в рамках закона. Нет такого, чтобы полиция сама приехала, искала такие места и штрафовала. Они должны были реагировать на обращение.

 

И город это понимает, и аким города — они сказали, что будут делать эти парковки. Но с учётом согласия жителей. 

 

— Аким города (Караганды, Мейрам Кожухов — прим. редакции) знает, он сейчас занимается этим вопросом, он решит этот вопрос. 

 

 

— Да, я живу там.

 

 

— Да, вожу. Паркуюсь так же, как и все — во дворе. Нет такого, чтобы была отдельная парковка, невозможно так сделать. Люди же живут. 

 

 

 

— Действительно, в Караганде печное отопление. Ещё с теми печными котлами длительного горения. Не знаю, что туда бросают, но проблема такая есть.

 

Мы активно газифицируем Караганду, уже порядка шести тысяч домов подвели к газу. Сторона Михайловки полностью газифицирована, кроме одного района — Кирпичный. Туда мы четвёртым этапом тоже проведём.

 

Вопрос у нас с бизнесом, который в силу экономии ставит свои котлы, мини-котельные. Мы им сейчас уже даём разрешение для того, чтобы они подключались к газу. В первую очередь подключаем население, жилые дома, потом — бизнес.

 

Теперь Юго-Восток, так называемый старый аэропорт, частный сектор — мы туда сейчас подводим. Я думаю, что массовая газификация решит проблему с воздухом. Может, не на 100 процентов, но решит. Почему? Потому что в сторону Майкудука (район Караганды — прим. редакции) мы пока с газом не зайдём. 

 

Что касается Темиртау, там мы около 90 процентов частного сектора газифицировали. Другой вопрос — это Qarmet. Они подвели и получают газ, уже подключают определённые цеха, печи. Главное — это, конечно, газификация ряда крупных цехов, ТЭЦ. А это связано с крупной модернизацией самой компании Qarmet.

 

Там экология связана не только с воздухом, но и с отходами от производства — порядка миллиарда тонн отходов, которые надо переработать.

 

Они тоже этим сейчас занимаются, у них есть соответствующее соглашение с Министерством экологии и природных ресурсов. 

 

Балхаш — тоже на территории ТЭЦ, Балхашский медеплавильный завод, там сернокислотный цех. Там тоже своя программа есть, они уже в определённой части работу провели. Сейчас они на стадии подписания с Минэкологии. 

 

 

— В части промышленной безопасности за эти годы они много сделали и планируют дальше делать. Для них это первоочередная задача, которую поставил Президент. Проводят постоянную работу с самими шахтёрами по контролю за безопасностью. Каждый день инструктажи, проверки. Произошло обновление самих производственных агрегатов, которые работают под землёй. Мы часто спускаемся, общаемся с ними, определённые положительные сдвиги точно есть. 

 

— Ну, раньше, можно сказать, плохо проводилась. Было много деклараций. Но, к сожалению, они не исполнялись.

 

То, что сейчас делается, и то, что было раньше — это небо и земля. Это невооружённым глазом видно, любой специалист это подтвердит.

 

Когда они заходили (новый инвестор вместо компаний Миттала — прим. редакции), работали всего лишь три шахты, сейчас работают все восемь. У них хорошие планы — довести производство угля до девяти миллионов тонн. Это очень хороший показатель.

 

По шахтёрам у нас постоянный контакт, есть трёхсторонняя комиссия, мы по мере необходимости встречаемся и все вопросы обговариваем. 

 

 

— Порядка 800 шахтёров приняли эти условия и ушли с момента вступления в силу этой нормы. Может, даже чуть больше. Я считаю, что это правильно, потому что здоровье важнее. Где-то люди готовы к тому, чтобы пойти на другую работу. 

 

 

— У нас мясо говядины не завозят, есть собственное производство. Мы создаём условия, чтобы фермеры напрямую имели возможность продавать. Мы начали открывать социальные магазины, куда фермер может прийти, абсолютно ничего не платить: ни за коммунальные услуги, ни за аренду, а просто приходит и продаёт свою продукцию. В разных районах открываем. Соответственно, и цена там другая.

 

Еженедельно, по субботам проводим крупные ярмарки — все наши сельхозтоваропроизводители приходят, люди уже знают об этом, отовариваются. Таким образом мы сдерживаем цену на основные продукты питания. Отдельно проговорили и сейчас обеспечиваем доступ к крупным супермаркетам, чтобы там тоже минимизировать посредников и им тоже доставлять. Понятно, что мы и субсидируем, например, хлеб — даём дешёвую электроэнергию, зерно по определённой цене. 

 

 

— Зависит от того, что вы покупаете. Если хорошую вырезку, то 4,5 тысячи тенге — точно. Если грудино-лопаточную часть, то 2,5-3 тысячи тенге. 

 

 

— Мясо я сам не покупал. Иногда захожу в магазин, особенно вечером, когда дома просят что-нибудь купить — конечно же, хожу и интересуюсь. В неделю два-три раза захожу.

 

 

— Такого нет, по необходимости покупаем. Такого, чтобы пойти, корзину набрать, нет такой необходимости.

 

 

 

— По-разному, зависит от предпочтений. Дорогие какие-то вещи, конечно, будут дорогие. Но в целом всё, как у всех. Например, колбасу я вообще не ем, не берём.

 

 

Справка: речь про семью Нигматулиных. Они родом из Караганды. Нурлан Нигматулин в разные годы возглавлял администрацию президента, был замакима Астаны и акимом Карагандинской области, спикером Мажилиса трёх составов. С этого поста и ушёл — после Январских событий. Его брат-близнец Ерлан Нигматулин руководил производством, занимался бизнесом, тоже был депутатом — как в Мажилисе (три созыва), так и в Сенате. А их старший брат Аргын Нигматулин также работал чиновником и в бизнесе, был депутатом маслихата Карагандинской области. В последнее время в адрес семьи Нигматулиных звучит много обвинений.

 

— Не знаю, что там было и как, сейчас такого нет. Здесь надо с официальных источников спрашивать. В части нашей области никаких проблем нет. Мы знаем, что у него (Ерлан Нигматулин — прим. редакции) есть заводы, они работают, может быть, есть и какие-то проблемы, они решаются. Поэтому такого, чтобы было какое-то влияние, нет. 

 

 

— Они бизнесмены — они сами работают.